Ни одна заповедь не тяжка и не прискорбна; напротив, каждая легка и удобоисполнима, так что, если бы мы имели искреннее желание, все могли бы совершить, хотя бы подвержены были бесчисленному множеству грехов. Манассия дерзнул на ужасные преступления, потому что руки свои простер на святыню, внес в храм мерзости, город наполнил убийствами, и другие непростительные совершил беззакония. И однако, после таких великих преступлений, он все загладил. Каким же способом? Покаянием и добрым изволением.

В наши дни усилилась навязчивая пропаганда содомского греха (любодеяния между людьми одного пола).

Содомским грех называется так по названию города Содома, в котором во времена Авраама был так распространён этот и другие пороки, что развращение его жителей переполнило меру терпения Божия. «И пролил Господь на Содом и Гоморру дождем серу и огонь от Господа с неба» (Быт. 19, 24) и истребил эти места нечестия.

Православная Церковь свидетельствует, что огромный вред себе наносят не только те, кто предаются этому пороку, но и те, которые его пропагандируют как нечто нормальное. Бог предостерегает нас: "невозможно не прийти соблазнам, но горе тому, через кого они приходят; лучше было бы ему, если бы мельничный жернов повесили ему на шею и бросили его в море (Лк. 17, 1)".

Покаяние — всемогуще, как установление всемогущего Бога. Нет греха, который бы устоял против лица покаяния. Оно — дар, данный падшему естеству человеческому;... оно — связь земли с небом, лествица к небу. Им очищается,изглаживается всякий грех. Если б ты и был обременен тягчайшими согрешениями, нисколько не останавливайся приступить к покаянию. Неизмеримый океан поглощает одинаково и воды реки широкой, протекшей величаво многие страны, и скромные струи ручейка, едва приметного; так в бездне благости Божией исчезают тяжкие грехопадения наравне с малейшими, ничтожнейшими погрешностями.Да уверят тебя в этом пятьсот и пятьдесят динариев, одинаково прощенные: заимодавец бесконечно богат, а должники — все несостоятельны (Лк. VII:41, 42). И малый грех остается неизглажденным, если согрешивший пренебрег покаяться в нем, как в ничтожном по его мнению; и великий грех изглаждается вполне при посредстве покаяния неограниченными благостию и всемогуществом Божиими.

Как тебе приятно бывает, как весело, когда ты найдешь какую-либо потерянную нужную и ценную вещь! Ты готов скакать от радости. Вообрази же, как приятно Отцу Небесному при виде пропадавшего чада Своего — человека-грешника, но нашедшегося, при виде погибавшей и ожившей овцы своей, при виде утраченной и найденной драхмы своей, т.е. этого живого образа Божия — человека? Невозможно описать этой радости. Радость у Отца Небесного о пропадавшем и нашедшемся блудном сыне Своем так велика, что подвизает к радости все любящее и доброжелательное небо: ибо радость бывает на небеси о едином грешнице кающемся (Лк. 15, 7). Погибающие братия и сестры! возвратитесь с пути погибели к Отцу Небесному. Покайтеся, приближи бо ся Царствие Небесное (Мф. 3,2).

Как-то раз, после одного из своих выездов в мир, Старец сказал: «Сегодня грех вошел в моду. Из тех людей, с которыми я встречался и беседовал, на исповеди было менее десяти процентов. Я испытываю потребность исповедоваться каждый день, а они – не находят в себе грехов!»

   Сам Старец жил в другом духовном пространстве. Он оценивал свои поступки иначе, чем люди мира сего. Для других он всегда находил смягчающие вину обстоятельства, однако самого себя – судил строго. Он говорил: «Залог того, что кто-то ведет подлинную духовную жизнь, это – большая строгость к себе самому и – много снисходительности к другим. Человек не должен использовать каноны, как пушки, против других людей». Старец занимался тонким духовным деланием. Он каялся, исповедовался и, подражая Святым, с любочестием совершал подвиги и соблюдал монашеские правила, будучи побуждаем к этому лишь собственным произволением. Он говорил: «Когда Святые называли себя грешниками, они в это верили. Их духовные очи стали подобны микроскопам, и свои даже незначительные – прегрешения – они видели как большие грехи».